Фукусима растет на мифах Чернобыля.

25-летняя годовщина Чернобыля отмечена другой крупнейшей ядерной катастрофой – аварией на АЭС «Фукусима-I». Совершенно естественно возникают вопросы о возможных параллелях, выводах из событий 1986 года. Если технические аспекты крупнейших аварий на АЭС уже хорошо изучены и вполне ясны специалистам, то феномен воздействия таких происшествий на общество рассматривается реже. Как и вопрос о том, чего стóят самому обществу мифы вокруг атомной энергии.

Социальному аспекту крупнейшей в XX веке катастрофы на АЭС была посвящена научно-практическая конференция «25 лет Чернобыльской катастрофы: гуманитарное измерение», собравшая 19 апреля в Институте проблем безопасного развития атомной энергетики Российской Академии наук (ИБРАЭ РАН) экспертов в сфере ядерной безопасности, специалистов радиационной медицины, представителей общественных организаций и Русской православной церкви.

Безусловно, по своим гуманитарным последствиям Чернобыль остается самой серьезной ядерной катастрофой после Хиросимы и Нагасаки. Обратимся к фактам. По данным члена-корреспондента РАМН Ангелины Гуськовой, которая руководила медицинскими мероприятиями при ликвидации последствий Чернобыльской аварии, острая лучевая болезнь была выявлена в разные периоды у 371 человека, из них 28 погибло вскоре после аварии, 24 человека умерли в последующие 25 лет.

Значительная их часть - свидетели аварии, либо те, кто принимал непосредственное участие в ее ликвидации. Помимо острой лучевой болезни, аварией обусловлена и часть онкологических заболеваний среди лиц, побывавших в зараженных районах. Так, среди «ликвидаторов» эта доля оценивается в 3%. Этим же причинам специалисты приписывают до 40% из 748 случаев рака щитовидной железы у детей, выявленных в четырех областях России.

Цифры, бесспорно, трагичные. Но они очень сильно отличаются от мифов, укоренившихся в общественном сознании. В качестве иллюстрации на конференции приводились данные опроса учащихся ВУЗов – то есть поколения, которое не было современником аварии. По представлениям участников опроса, в результате аварии на ЧАЭС мгновенно погибло 40 тысяч человек, а так называемые «отдаленные последствия», включая летальный исход, затронули 250 тысяч человек.

Эти цифры отражают отмечаемое многими экспертами явление, которое директор ИБРАЭ, член-корреспондент РАН Леонид Большов, охарактеризовал как «масштабирование последствий аварии». По данным А. Гуськовой, «зоны значительного [радиационного] загрязнения [от катастрофы в Чернобыле], число населенных пунктов и численность населения в них составляют небольшую долю от размера [каждой] области и проживающего в ней населения. Особенно это касается территорий, определенных как зона отчуждения и обязательного отселения».

Л. Большов, в свою очередь, привел сопоставление расчетных и измеренных среднегодовых эффективных доз облучения в результате Чернобыльской аварии в так называемых критических районах и населенных пунктах России и Украины. Реально измеренные дозы оказываются во много раз меньше расчетных. Более того, эмпирические данные, как и научная логика, свидетельствуют о существенном снижении радиационных последствий с годами, тогда как расчетные показатели статичны. И это не случайно, считает директор ИБРАЭ: ведь на расчетных данных основана система льгот…

«Масштабирование» последствий катастрофы характерно не только для людей, которые были реально затронуты ею, но и для восприятия аварии общественностью в целом. И это не является характерной чертой Чернобыля. То же происходит с оценкой последствий Хиросимы, Нагасаки, а теперь – и Фукусимы. Общество вообще склонно очень предвзято относиться к ядерной опасности в сравнении с другими угрозами. Львиная доля мирового общественного внимания в последние полтора месяца прикована именно к событиям на АЭС «Фукусима-I», тогда как сильнейшие в истории землетрясение и цунами, вызвавшие многотысячные жертвы, оказались в тени ядерного инцидента.

То же самое относится к сравнительному восприятию ядерных происшествий и других техногенных катастроф. Объективный ущерб от аварий, связанных, к примеру, с утечкой токсичных веществ, намного превосходит последствия крупнейших инцидентов на атомных станциях. Как отметил выступавший на конференции академик Ашот Саркисов, в результате произошедшей в 1984 году аварии на химическом заводе в индийском городе Бхопале, на месте погибло порядка 3 тысяч человек, 15 тысяч умерли позже от последствий утечки токсинов, результаты интоксикации в той или иной степени сказались на здоровье 200 тысяч человек.

Другой пример: в результате железнодорожной катастрофы, произошедшей в Башкирии в 1989 году, на месте погибло 645 человек. Как видно, реальные гуманитарные последствия крупнейших ядерных аварий существенно меньше. Они меньше, например, чем при крушении крупного морского суда или пассажирского авиалайнера однако ни одна страна не отказывается использовать на этом основании современные транспортные средства.

То же относится к восприятию последствий использования ядерного оружия в сопоставлении с другими видами средств массового уничтожения. К примеру, в ходе Первой мировой войны от химического оружия пострадало порядка 1 млн. человек, однако в общественном восприятии Хиросима полностью затмила трагедию на реке Ипр и последовавшее за этим широкое применение химических отравляющих веществ.

Конечно, из математического сопоставления жертв нельзя делать формальный вывод, что ядерные инциденты не так уж и страшны: оценка гуманитарного ущерба не исчерпывается статистикой и к ней не сводится. И все же факт остается фактом: как отметил Л. А. Большов, опасность радиации преувеличивается обществом на три-пять порядков по сравнению с реальностью.

Истоки иррационального страха перед радиацией заключаются в том, что в общественном сознании мирное применение атомной энергии прочно ассоциируется с военным. Принципиальные отличия между ними широкая общественность не осознает. Во-первых, разрушающее действие, характер, степень и радиус радиационного поражения при ядерном взрыве в принципе многократно превосходят любые возможные последствия инцидента на АЭС. Во-вторых, степень защищенности и «живучесть» ядерных установок, как правило, выше, чем у большинства других потенциально опасных объектов.

Таким образом, гипертрофированные фобии в отношении атомной энергии берут свое начало еще с Хиросимы и Нагасаки. Чернобыль послужил для них тем же, чем порыв ветра для костра – раздул тлеющие угли страха. Негативный «имидж» Чернобыля оказался гораздо разрушительнее самого взрыва и радиоактивного загрязнения. Он привел к перекосам в массовом сознании и в развитии энергетики, которые сказываются до сих пор, особенно в странах, где в угоду популизму замораживаются ядерные проекты, останавливаются АЭС, как в Италии, Швеции и др. Важно помнить об этом, иначе Фукусима даст очередной импульс массовой антиядерной истерии, и ее негативные последствия распространятся далеко за пределы Японии.

Каковы практические выводы из Чернобыля?

Очевидно, не стоит на государственном уровне поддерживать и подпитывать ядерную фобию, преувеличивая масштабы гуманитарного бедствия – медицинские, демографические, географические. А это происходит, если государство определяет пострадавшие территории и население, основываясь не на эмпирических данных, а на политических соображениях и умозрительных заключениях, объявляя целые прилегающие регионы со всем их населением зоной бедствия.

То же относится и к тем, кто принимает участие в устранении последствий катастрофы. Как отмечалось на конференции, все без исключения «ликвидаторы» были неоправданно объединены в однородную группу лиц с якобы реальным радиационным риском для здоровья каждого. (Всего в 30-ти километровой зоне за первые три года побывало 250 тысяч человек). Это сказалось на социальной адаптации большинства из них и внесло лепту в раздувание мифов о Чернобыле.

Сегодня эти же вопросы приходится решать японским властям: какой должна быть запретная зона, кого считать пострадавшим от аварии на АЭС, кто, как и в каком размере получит компенсации и т.п.? И тут возможно повторение ошибок Чернобыля. Достаточно одного примера: присвоение аварии в Фукусиме наивысшего, седьмого уровня по шкале МАГАТЭ явно неоправданно и обусловлено, как отмечали многие, экономическими соображениями. Однако каким эхом отзовется раздутая таким образом тема, какие мифы об атомной энергии она породит – об этом политики и бизнес задумываются недостаточно, решая сиюминутные задачи. Как и 25 лет назад, происходит глобализация и демонизация аварии в отрыве от ее реальных последствий.